October 24th, 2005

nose

Еще выписка


Мы снова … смакуемъ минуты, каждый свои, какъ виноградины, ягоду за ягодой. Тепло еще полно воспоминаніями о лѣтѣ, мы даже вспотѣли. Только лучи не колютъ больше. Словно у нихъ отломились острія. Теперь они мягкіе, тающіе, растекаются по лбу и вѣкамъ, легкая золотая нѣжность. И вездѣ замѣчаешь только то, что приподнимаетъ дѣйствительность, - колдовство послѣдняго раза.
nose

Сумароковъ на злобу дня

Вотъ это вотъ выложилъ seminarist, за что ему большое спасибо:

КИСЕЛЬНИКЪ

   Гороховый кисель мужикъ носилъ
         И конопляно масло.
Кисель носить его желаніе погасло;
Такъ это ремесло кисельникъ подкосилъ;
Маленекъ отъ него доходъ; ему потребно
Другое, и другимъ онъ началъ торговать,
   А именно: онъ началъ воровать,
   Такое ремесло гораздо хлѣбно.

      Замаранная масломъ тварь
            Зашла въ олтарь.
Не повинуяся ни Богу, ни закону
Укралъ изъ олтаря кисельникъ мой икону,
И другу своему онъ это говорилъ,
         А тотъ его журилъ:
Кафтана твоего не можетъ быти гаже:
Отъ масла постнаго онъ весь какъ будто въ сажѣ;
Пристойно ль въ олтарѣ въ такой одеждѣ красть?
Не меньше я тебя имѣю эту страсть,
   И платьице почище я имѣю,
   Да я изъ олтаря украсть не смѣю.

Кисельникъ отвѣчалъ: Не знаешь ты Творца,
Отъемля у меня на Вышняго надежду.
   Не смотритъ Богъ на чистую одежду;
   Взираетъ Онъ на чистыя сердца.

Ну и отъ меня – эпиграмма:


Танцовщикъ! Ты богатъ. Профессоръ! Ты убогъ.
Конечно, голова въ почтеньѣ меньше ногъ.