Игры искусственнаго разума...
... или Поддавшись общему безумью.
https://text.skynet.center
Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, в новой игрушечной машине, полной лепестков роз, движется из Успенского собора в Кремль полковник запаса Тарас Пелевин.
Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, 1957, 1990, 1993 – все подряд.
Году в тысяча девятьсот сорок девятом напали мы с друзьями на примечательную заметку в журнале "Природа" - на фотографию старинного замка, найденного в пустыне. Не знаю, какими средствами это достигнуто.
В пять часов утра, как всегда, пробило подъемный механизм красной оплывшей цистерны около «Царицынского сада», и огромные, черного стекла, окна Дворца пионеров на Ленинградском проспекте.
Вопреки запрещению муниципальных властей, он сидел верхом на пушке Зам-Заме, а придворный оруженосец охаживал его изо всех сил обеими кнутами, а еще дальше в дымящемся небе гордо парил Дол-Гулду.
Co всей решительностью спешу заявить, что если этому рассказу о жизни Адриана Леверкюна, одетого ангелочком, действительно можно верить, то я ему верю.
И пусть люди легкодумные полагают, будто несуществующее в некотором роде легче и безответственней облечь в слова, нежели существующее, и предпочитают почему-то составлять длинные тексты, в которых кратко описывается действие, чем изысканно излагать свои мысли. А в искусстве этика – самое главное.
Пройдёт много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, наконец поймёт, что такое полная безопасность.
Род людской, а к нему относится немалая толика моих читателей, от века привержен детским играм и вовек не оставит их, даже слыша об осквернении Башни. Поэтому, думаю, он может быть оправдан и правдоподобен.
Холмы под крылом самолёта уже врезали свои чёрные тени в густую грязь на обочине. В воздухе была тишина. Где-то вдали сонно уханьевал мотор, да в пустыне приглушённо заржал скот.
https://text.skynet.center
Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, в новой игрушечной машине, полной лепестков роз, движется из Успенского собора в Кремль полковник запаса Тарас Пелевин.
Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, 1957, 1990, 1993 – все подряд.
Году в тысяча девятьсот сорок девятом напали мы с друзьями на примечательную заметку в журнале "Природа" - на фотографию старинного замка, найденного в пустыне. Не знаю, какими средствами это достигнуто.
В пять часов утра, как всегда, пробило подъемный механизм красной оплывшей цистерны около «Царицынского сада», и огромные, черного стекла, окна Дворца пионеров на Ленинградском проспекте.
Вопреки запрещению муниципальных властей, он сидел верхом на пушке Зам-Заме, а придворный оруженосец охаживал его изо всех сил обеими кнутами, а еще дальше в дымящемся небе гордо парил Дол-Гулду.
Co всей решительностью спешу заявить, что если этому рассказу о жизни Адриана Леверкюна, одетого ангелочком, действительно можно верить, то я ему верю.
И пусть люди легкодумные полагают, будто несуществующее в некотором роде легче и безответственней облечь в слова, нежели существующее, и предпочитают почему-то составлять длинные тексты, в которых кратко описывается действие, чем изысканно излагать свои мысли. А в искусстве этика – самое главное.
Пройдёт много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, наконец поймёт, что такое полная безопасность.
Род людской, а к нему относится немалая толика моих читателей, от века привержен детским играм и вовек не оставит их, даже слыша об осквернении Башни. Поэтому, думаю, он может быть оправдан и правдоподобен.
Холмы под крылом самолёта уже врезали свои чёрные тени в густую грязь на обочине. В воздухе была тишина. Где-то вдали сонно уханьевал мотор, да в пустыне приглушённо заржал скот.
